Обелиск, ст. Воздвиженская

 

Обелиск после реконструкции, центр ст. Воздвиженской

 

Стоит на обелиске воин. Он словно клянется народам всего мира, чтобы обезумевшие палачи   не убивали детей.

Для таких пятнадцатилетних и семнадцатилетних ярче светит солнце и зеленеет трава, для них звонче поют птицы. Они все художники, хотя не все умеют рисовать. Они все поэты, хотя с трудом сочиняют двустишие в школьную стенгазету. Только они могут так звонко смеяться, так искренне восторгаться красивым и горько плакать от обиды. Их счастье, если в эти годы, они увидят только радостное, только яркие солнечные краски и не увидят черных.

Ребята с Набережной улицы  просто не задумывались, счастливы ли они. Они жили, как все мальчишки. Ходили в школу, носили красные галстуки, вступили в комсомол. Они дружили: Коля Заглодин с Митей Свиридовым, Митя Сергиенко с Сашей Землянухиным, Ваня Полухин с младшими братьями Мити – Павликом и Колей. Дружили они и все вместе. Летом с удовольствием шагали по горячей пыли, которая обжигала босые ноги. Скатывались к Лабе с обрывистого берега. Часами могли лежать на песке и смотреть на воду. Саша Землянухин брал с собой краски, бумагу и рисовал Лабу: в синей воде желтой лентой плавилось солнце. Потом показывал рисунок ребятам. Те говорили: «Похоже». Хотя закат был слишком оранжевый, вода слишком синей для мутной горной реки, а вербы на берегу немного смахивали на пальмы. За рекой новый мир-лес. Ребята отваживались забираться в густые темные заросли, но больше они любили яркие, словно солнечные пятна, лесные поляны. Здесь можно было лежать и слушать, как шумит лес. Он поет свою песню, то ласковую, то тревожную.

…И вдруг прокатилось грозное слово – война. Закаты были по-прежнему красивы, но Саша их не рисовал. Казалось, что там, на западе, небо было красным от пожаров. Кончилось детство. Отцы уходили на фронт. Вместе с женщинами ребята трудились в поле. Матери теперь обращались к ним за советом.

…Шел август грозного 1942 года. Все ближе грохотали орудия. Война была рядом. Внезапно она вошла в станицу Воздвиженскую.

Саша Землянухин,  Коля Заглодин , Митя Свиридов (самый страший-18 лет), Коля Федоренко и Коля Сергиенко…

…На лодке Заглодиных перевозят раненых Митя Свиридов и Ваня Полухин. Перестрелка уже шла в станице. Красноармейцы перебирались за Лабу. Оттуда били минометы. Испуганные лошади, слыша выстрелы, шарахались в сторону, врезались в изгороди или мчались так, что и сильным мальчишечьим рукам было трудно удержать их. Казалось, у реки лошади не остановятся и сорвуться с обрыва. Немцы были уже в станице, когда за Лабу уходили последние красноармейцы, а ребята переправляли последних раненых. Берегом Лабы, садами и огородами пробивались они домой. По всей станице лаяли собаки. Вечером в станице стало необыкновенно тихо. Света не зажигали. Сидели молча по хатам и тревожно прислушивались к тишине.

Каждый вечер берегом реки ребята стали выходить на израненные поля и бахчи в поисках оружия.

Дневник. «13» августа. Результат ночной вылазки – три винтовки и один раненый. Коля Сергиенко, кажется, вывихнул ногу. Пулемет оказался разбитым, пришлось выпросить. Мать бранилась.

15 августа. Немцы назначили Шершнева старостой. В полицаи пошли Акулов, Бражников, Лизунов. Мать говорит, что Шершнев был когда-то кулаком. Сейчас он ходит по станице в своей лохматой шапке, страшный,  как черт. Кажется, он ненавидит всех нас больше, чем немцы.

 17  августа. У Коли Сергиенко все болит нога. Вместо него ходила с нами искать оружие Маруся Симонова. Она дружит с Митей Сергиенко. Митя сказал ручается за нее и ей можно доверять больше, чем любому парню. Сегодня нашли три винтовки и много патронов.

 18  августа. Заходил Шершнев с полицаями. «Пойдешь на ферму работать», - обратился он к матери. Мать ничего не ответила. «Что молчишь?» - и староста ударил ее. – «А ты что волком смотришь, повернулся он ко мне – в поле пойдешь работать. Смотри, если что… убью! У него страшные глаза. С такими глазами только убивать. Почему я раньше не замечал этого. Наверное, потому что они прятались под густыми бровями. На работу пришли Коля Заглодин, Митя Свиридов, Митя Сергиенко, Коля и Вася Федоренко. Митя Свиридов и Коля Заглодин заявили:

-На немцев все равно работать не будем. Они подрезали упряжь. Приехал Шершнев. Увидел, что упряжь подрезана, стал избивать Митю и Колю. Когда Шершнев уехал, мы отвезли Колю и Митю, так как они не могли даже двигаться… Дневник Саши прерывается.

…В станице начались аресты. Арестовали и мать Коли Заглодина. Она была коммунисткой. Коммунистов долго мучили и, наконец, расстреляли. Тела убитых бросили в бассейн с водой. С теми, кто подойдет к бассейну грозили расправиться. Коля Заглодин знал, что его матери уже нет, что он ее никогда не увидит. Ему хотелось посмотреть на нее, пусть мертвую, измученную, а потом отомстить за нее. Его тянуло заглянуть в бассейн, он был рядом. Коля подбежал к бассейну и посмотрел вниз. Там было, темно и пахло навозом, которым чуть-чуть присыпали мертвых… И вот ребята снова собрались под обрывом. – Я все равно убью Шершнева, он выдал мать, он мучил ее, - сдерживая рыдания, заявил Коля Заглодин. Митя Сергиенко обнял друга. – У нас есть винтовки. Будем учиться стрелять, а тогда перебьем всех фашистов и полицаев в станице.

Ребята усвоили, как собирать и разбирать оружие. Ребята потом убили восемь немцев, купавшихся в Лабе. В станице немцы подняли переполох. Стали простреливать лес. Жителям Воздвиженской строжайше запретили показываться вечером на улицах. Хотя и опасно было выходить на улицу. Саша Землянухин вышел, чтобы увидеть Митю Сергиенко. Его задержали ночью и доставили в полицейский участок. В карманах его брюк обнаружили дневник. На следующий день арестовали всех: Митю, Павлика и Колю Сергиенко, Васю Федоренко, Колю Заглодина, Марусю Симонову. Из станицы из повезли на допрос в станицу Лабинскую (ныне г.Лабинск). из Лабинска снова в станицу. Опять бил, допрашивали. Утром увезли из станицы. Их расстреляли. Из плена бежал брат Коли Заглодина, Александр Рулев, которому Коля рассказал о спрятанном оружии. После войны тела юных героев перенесли в станицу Воздвиженскую и похоронили в братской могиле вместе с расстрелянными коммунистами. На могиле воздвигнут памятник. На строгом обелиске стоит советский воин. Он словно клянется народам всего мира, что не придет больше на мирную землю война. Он не допустит, чтобы обезумевшие палачи убивали детей.

…Есть с станице Воздвиженской памятник. На высоком постаменте стоит воин. Красное знамя склонилось к фамилиям погибшим. Горит вечный огонь.

Здесь покоится прах казненных фашистами коммунистов, комсомольцев и пионеров в августе 1942 года.

Вдовенко Максима Сергеевича – члена КПСС с 1933 года старого партизана, участника Гражданской войны.

Рулевой Анны Гавриловны – председателя Сельпо, члена КПСС с 1931 года.

Головиной Марии Ивановны – председателю сельского Совета, члена КПСС с 1933 г.

Их били прикладами по головам, положа тела на бассейн, потом бросили в бассейн и забросали кирпичами и навозом.

Вместе с ними был замучен цыган, фамилия его неизвестна.

Здесь же похоронены:

Николай Сергеевич Заглодин, Павлик Сергиенко, Коля Сергиенко, Саша Федорович Землянухин, Вася Иосифович Федоренко, Маруся Кондратьевна Симонова, Саша Васильевич Павлухин, Коля Дмитриевич Федоренко.

Материал подготовлен

ученицей СШ № 8 ст.Воздвиженской

Медведевой Наташи

 

Кроме того, энтузиасты-поисковики установили (среди захороненных безвестных солдат,  погибших во время боев с немецко-фашистскими захватчиками в августе—сентябре 1942 года) два имени:

- Виктор Степанович Красинский, житель Донецкой области, боец 4-й стрелковой роты 2-го батальона 81-й Краснознаменной морской стрелковой бригады,

-  Гимран Мингалеевич Катеев  (г. Оренбург).

 

 

В статье использованы материалы Курганинского исторического музея